Человек, гибнувший прежде под
топором палача, становится полезным работником в стране, которая более, чем какая-либо другая, нуждается в рабочей силе; пытка заботливо отстраняется при первой возможности, и, таким образом, на практике приготовлено ее уничтожение.
Прошедшее — широкий путь крови, скитания, нужд; будущее — тесное, жесткое домовище, откуда он, живой, с печатью греха и отчуждения, вставая, пугает живых, откуда он не может выйти, не встретив
топора палача или заступа старообрядческого могильщика.
Неточные совпадения
На нем гуляет, веселится
Палач и алчно жертвы ждет:
То в руки белые берет,
Играючи,
топор тяжелый,
То шутит с чернию веселой.
Опричники ввели его с связанными руками, без кафтана, ворот рубахи отстегнут. За князем вошел главный
палач, Терешка, засуча рукава, с блестящим
топором в руках. Терешка вошел, потому что не знал, прощает ли царь Серебряного или хочет только изменить род его казни.
Слетаются вороны издалека, кличут друг друга на богатый пир, а кого клевать, кому очи вымать, и сами не чуют, летят да кричат! Наточен
топор, наряжен
палач; по дубовым доскам побегут, потекут теплой крови ручьи; слетят головы с плеч, да неведомо чьи!»
—
Палач палачу рознь! — произнес он, покосившись в угол избы. — Ино рядовой человек, ино начальный; ино простых воров казнить, ино бояр, что подтачивают царский престол и всему государству шатанье готовят. Я в разбойный приказ не вступаюсь; мой
топор только и сечет, что изменничьи боярские головы!
Перед нею Федосей плавал в крови своей, грыз землю и скреб ее ногтями; а над ним с
топором в руке на самом пороге стоял некто еще ужаснее, чем умирающий: он стоял неподвижно, смотрел на Ольгу глазами коршуна и указывал пальцем на окровавленную землю: он торжествовал, как Геркулес, победивший змея: улыбка, ядовито-сладкая улыбка набегала на его красные губы: в ней дышала то гордость, то презрение, то сожаленье — да, сожаленье
палача, который не из собственной воли, но по повелению высшей власти наносит смертный удар.
И если бы собрались к ней в камеру со всего света ученые, философы и
палачи, разложили перед нею книги, скальпели,
топоры и петли и стали доказывать, что смерть существует, что человек умирает и убивается, что бессмертия нет, — они только удивили бы ее. Как бессмертия нет, когда уже сейчас она бессмертна? О каком же еще бессмертии, о какой еще смерти можно говорить, когда уже сейчас она мертва и бессмертна, жива в смерти, как была жива в жизни?
Это было новое чувство — чувство спокойного и бесповоротного осуждения; если бы
топор в руке
палача мог чувствовать, он, вероятно, чувствовал бы себя так же — холодный, острый, блестящий и спокойный
топор.
Испугался Поток, не на шутку струхнул:
«Поскорей унести бы мне ноги!»
Вдруг гремят тулумбасы; идет караул,
Гонит палками встречных с дороги;
Едет царь на коне, в зипуне из парчи,
А кругом с
топорами идут
палачи, —
Его милость сбираются тешить,
Там кого-то рубить или вешать.
После прочтения приговора солдаты положили Остермана на пол лицом вниз,
палачи обнажили ему шею, положили его на плаху, один держал голову за волосы, другой вынимал из мешка
топор.
Вижу, народ зыблется в Кремле; слышу, кричат: „Подавайте царевну!..” Вот
палач, намотав ее длинные волосы на свою поганую руку, волочит царевну по ступеням Красного крыльца, чертит ею по праху широкий след… готова плаха…
топор занесен… брызжет кровь… голова ее выставлена на позор черни… кричат: „Любо! любо!..” Кровь стынет в жилах моих, сердце замирает, в ушах раздается знакомый голос: „Отмсти, отмсти за меня!..” Смотрю вперед: вижу сияющую главу Ивана Великого и, прилепясь к ней, сыплю удары на бедное животное, которое мчит меня, как ветер.
Мщение молодого короля за оскорбление будто бы отца не велит и теперь
палачу опускать
топора, занесенного на меня.
Лезвие
топора блеснуло на одно мгновение в руках
палача, и голова отца подпрыгнула на помосте. Сын схватил ее в обе руки и жадно впился губами в мертвые уста.
Я
топор велю наточить-навострить,
Палача велю одеть-нарядить...
Как на площади народ собирается,
Заунывный гудит-воет колокол,
Разглашает всюду весть недобрую.
По высокому месту лобному,
Во рубахе красной с яркой запонкой,
С большим
топором навостреныим,
Руки голые потираючи,
Палач весело похаживает,
Удалова бойца дожидается,
А лихой боец, молодой купец,
Со родными братьями прощается...